От выстрела в голову удерживало не отсутствие карабина или пистолета - при желании найти можно все; смерти он не боялся вовсе - боязнь чего бы то ни было казалась ему чем-то бесконечно далеким и совсем не относящимся к нему нынешнему, как детский онанизм или стирание двоек в дневнике. Обременить собственной смертью некого, в "жизни" здесь он не видел даже проблеска смысла, нигде и никто не был ему нужен - ни одно живое существо не занимало его, он остался один на один с громадой Мира, безразлично наблюдавшего за ним мириадами холодных глаз. И дел в этом Мире у него больше не было, даже пустяковых.