После прочтения «Hortensius» Цицерона, я стал изучать философию. Греко-римская поэзия, мифология, история, философия и ораторское искусство были мне хорошо известны. Я весьма славился в языческой мудрости. Предпринимал путешествия в разные страны, где собрал много данных о быте, нравах и религиозных воззрениях многих народов Азии и Европы. Но и такой богатый запас разнородных сведений не удовлетворил меня, как не отвечающий на запросы ума и сердца, желающего постигнуть истину. Я посвятился в греческие мистерии (элевсинские), — но и в них не нашёл искомого. Вскоре примкнул к манихеям. Я остановился на девяти годах, впустую потраченных на «шелуху» манихейского учения. Прибытие в Рим ещё более усилило мое убеждение, что язычество не обладает истиной. Это заставило меня углубиться в себя и исследовать, каким образом найти истину. Прочитав некоторые трактаты Плотина в латинском переводе ритора Мария Викторина, я познакомился с неоплатонизмом, представлявшим Бога как нематериальное трансцендентное Бытие. Затем мне попали в руки книги Священного Писания, которые произвели на меня глубокое впечатление по простой их речи, безыскусственности писателей, удобопонятности объяснения всего творения, предвидения будущего, превосходству правил и, наконец, по учению о едином Властителе над всем, я понял рациональную убеждённость христианства. Через манихейство, скептицизм и неоплатонизм я пришёл к христианству, учение которого о грехопадении и помиловании произвело на меня сильное впечатление.